Часть 1. Звездное детство и Джо Джексон.
Глава 1. Зловещее предзнаменование: Разговоры о ранней смерти.
(Перевод Марии Добышевой)
Ш.: Мог бы ты сказать, что лучшее для Битлз - это факт их распада? Потому как - раз! - и их больше нет. Именно поэтому их слава столь долговечна, ведь их не увидишь повсюду, и, соответственно, они никогда не наскучат и не потерпят возможного провала?
М.: Да. Мэрилин Монро умерла молодой. Мы не увидим её стареющей и некрасивой. Та же загадка у Джеймса Дина.
Ш.: И люди потому говорят о Битлз: "Как бы мне хотелось увидеть их вместе!"
М.: Ага.
Ш.: И поклонники тогда становятся частью этого желаемого. Они сохраняют их востребованность, потому что очень хотят вновь видеть их вместе на сцене.
М.: Точно. А когда бы они состарились и стали бояться всего подряд - до них никому не было бы дела.
Ш.: Ну так, это ли не аргумент для тебя, Майкл, однажды сказать: "Вот и всё", и просто уйти?
М.: Да... Мне бы хотелось каким-нибудь образом исчезнуть, чтобы люди не могли больше видеть меня. Просто делать некоторые вещи для детей, но не быть видимым для всех. Уйти вовремя очень важно. Мы, люди, требуем перемен. Нам они нужны в жизни. Именно поэтому меняются времена года, случаются взлёты, падения.
Ш.: Ок. Но ты ведь хотел бы прожить долгую жизнь в полном здравии. Ты же не желаешь, не дай Бог, уйти как некоторые из этих известных людей
ушли от нас, как Мэрилин Монро, к примеру? Ты ведь не хочешь умереть молодым?
М.: Ммм... Ты задаёшь мне интересный вопрос. Ты уверен, что хочешь получить ответ?
Ш.: Хочу.
3
М.: Хорошо. Я дам тебе честный ответ. Ок.... Моей самой большой мечтой, которая мне осталась... Ведь я достиг своей мечты в музыке и во всём, что я так сильно люблю в жизни - выступать перед людьми и музыка ... Так вот, всё, о чём мне осталось мечтать - это реализовать нашу инициативу ради детей - то, чем мы занимаемся [благотворительный фонд "Heal the Kids", - прим. перевод.]. При этом меня не заботит ничто другое, мне совершенно нет дела до карьеры, правда, Шмули. Дети - это то, что двигает мною и больше ничего, кроме них... Я серьёзно, я говорил тебе уже, и я клянусь перед Богом за каждое слово. Я бы просто забросил всё, если бы не старался ради детей и малышей. И это мой искренний, самый честный ответ. Я говорил раньше, что если бы не дети - я бы выбрал смерть. Это идёт изнутри моего сердца.
Ш.: Выбрал бы смерть так же как Мэрилин Монро?
М.: Возможно. Я бы нашёл путь как уйти с этой бренной земли, потому что меня больше не волновала бы моя дальнейшая жизнь. Я живу только ради детей.
Ш.: Ты видишь в них часть Бога, искру божью на этой земле?
М.: Клянусь, так и есть.
Ш.: То есть для тебя это - самое божественное, что есть в мире?
М.: Для меня нет ничего и никого чище и душевнее, чем дети, и я не смог бы жить без них. Если ты мне вдруг скажешь: "Майкл, ты больше никогда не увидишь детей", - я предпочту покончить с собой. Я клянусь тебе, потому что для меня больше не было бы причин, чтобы жить. Вот так. Честно.
Ш.: Так ты хотел бы всё же прожить долгую жизнь?
М.: А позволишь мне забрать свои клятвы назад, я ведь не присягал на имени бога? Всё, я беру свои слова назад, я этого не говорил. Повтори свой вопрос.
Ш.: Ты говорил, что хотел бы исчезнуть. Ты думаешь, это действительно важно?
М.: Я не хочу жить долго. Нет, нет. Я считаю, что старение - это противная, самая неприятная вещь в жизни. Когда твоё тело слабеет и разрушается, ты весь покрываешься морщинами, я считаю, что это ужасно. Это то, что я не могу понять и принять, Шмули. Я никогда не захочу взглянуть в зеркало и увидеть там такое. Я не осознаю этого никогда. Действительно. Вот люди говорят: старение - это так красиво, то да сё. Я не согласен. Категорически.
Ш.: Ты бы желал умереть перед тем, как это начнётся?
М.: Ммм... Я не хотел бы стареть.
Ш.: А что, если ты останешься в душе молодым, Майкл?
4
М.: Да, это важная вещь.
Ш.: Ты можешь быть старенький и весь в морщинах, но разве тебе не хочется увидеть, как вырастут Принс и Пэрис?
М.: Очень хочется.
Ш.: Тебе не хочется увидеть их детей?
М.: Мне просто не хочется выглядеть старым и терять память. Я хочу остаться молодым навсегда и иметь силы и энергию, чтобы бегать, играть в свои любимые игры, в прятки. Мне так хотелось поноситься по твоему дому, поиграть в прятки, когда мы были там в последний раз. У тебя такой большой дом для всего этого. В общем, я не терплю, когда люди стареют, Шмули.
Ш.: А разве ты не видел людей, которые, будучи в преклонном возрасте, сохранили в своей душе юность? И ведут они себя так, словно молодые люди.
М.: О да, я люблю, когда молодость в твоём сердце. Но когда они забыты всеми, их лица сморщены, а дряхлое тело отживает свой срок - мне больно это видеть.
Ш.: Ну и с кем случилось подобное среди тех, кого ты любишь? Разве твоя мама состарилась в твоих глазах? Или отец? Или те артисты, которыми ты восхищаешься в своём ремесле, кто уже в преклонном возрасте?
М.: Да, те люди, кого я очень люблю, уже ушли, и я не могу осознать почему. Я был влюблён в того парня, обожал его. И он был моим другом. Фред Астер. Я до сих пор не могу это принять. Понимаешь, когда я был ребёнком, Фред жил совсем рядом с нашим домом, и он всё время говорил со мной, пока я был мал. Он учил меня всяким штукам, он повторял мне, ну, знаешь, что я должен стать мировой звездой и всё в таком духе, а я тогда, в детстве, даже не думал об этом. Но когда я видел его танцы в кино, я был очарован. Я не знал никого, кто бы двигался так же прекрасно, понимаешь? И вот, когда я увидел, что он дошёл до такого состояния... И он сказал мне: "Знаешь, Майкл, если я сейчас начну кружиться - после первого же оборота упаду лицом вниз. Я больше не владею равновесием". И когда он открыл мне дверь, когда я пришёл к нему в гости, то, как он двигался... примерно так, Шмули. Маленькие семенящие шажочки... Это разбило мне сердце. Мне было очень больно, когда его не стало, это убило, просто убило меня. Это меня разрушило.
Ш.: Но то, что случилось с принцессой Дианой - это была настоящая трагедия, Майкл.
М.: Это была большая трагедия. Это выбило меня из колеи. Да и на каждого повлияло, думаю.
Ш.: Нет ничего хорошего в том, чтобы умереть молодым. Это возводит вокруг тебя миф, Майкл. Но ведь жизнь столь драгоценна. Разве нет?
М.: Жизнь прекрасна и бесценна.
5
Ш.: Ну, ты считаешь, что однажды просто станешь частью мифа о самом себе.
М.: Ну смотри... Почему человек не может быть как цветущие деревья? Приходит время, и они сбрасывают свои листья к зиме, и возвращают их красоту снова и снова весной, правильно? Есть в этом ощущение бессмертия. В Библии сказано, что человек был сотворён для бессмертия. Но из-за наших грехов и прочего нам послана смерть.
Ш.: Но быть может, ты сменишь пребывание и попадёшь в другое, высшее место, и твоя ставшая вольной душа повернётся ближе к людям? Подумай об этом. Господь с нами всегда, Майкл. Мы оба верим в него, даже несмотря на то, что не можем коснуться или ощутить его. А разве души любимых нами так уж отличаются?
М.: Я бы хотел вернуться как... как ребёнок, который никогда не станет взрослым, как Питер Пэн. Я желаю... и хочу верить, что это правда, что я смогу вернуться. Я надеюсь, что смогу. Я очень хочу верить в это, Шмули.
Ш.: В реинкарнацию? Продолжить жизнь в теле ребёнка?
М.: Да, несмотря на то, что моя религия (Свидетели Иеговы), говорит обратное, что нет никакой реинкарнации... Когда ты умираешь - душа умирает вместе с тобой, и ты становишься как этот диван - мёртвый, понимаешь? Однако в этом есть обет воскрешения и всё такое.
Ш.: Но вот индусы, например, верят в следующую жизнь.
М.: Я бы хотел верить в это. Интересно как египтяне и африканцы хоронят своих усопших. Мне бы хотелось увидеть - да и всем нам хотелось бы увидеть - какая она, другая сторона. Разве нет?
Ш.: Мы бы желали знать что там, после смерти, и какие они - небеса.
М.: О да, потому что об этом столько догадок и представлений.
Ш.: Как думаешь, есть на небесах играющие дети?
М.: О боже! Я молю о том, чтобы это было так.
Ш.: Думаешь - там есть и взрослые, играющие с ними?
М.: Думаю, да. И думаю, что они там подобны детям. Ну, как Адам и Ева, в своём счастливом саду, тихом, идеальном месте. Я умоляю, чтобы это было так.
Ш.: Ты боишься смерти?
М.: Да.
Ш.: Мы все боимся.
6
М.: Я всегда говорил, что хочу быть похороненным там, где есть дети. Я хочу, чтобы они были рядом. Так бы я чувствовал себя в безопасности. Хочу, чтобы они были рядом со мной. Я хочу, чтобы их аура защищала меня... Я всегда представлял это себе, видел себя со стороны, и ненавидел то, что вижу. Я видел себя и видел детей, лежащих рядом, чтобы защитить меня.
7

Глава 3. Отец- менеджер.
(Перевод Марии Добышевой)
Ш.: Что, если бы тебе кто-то сказал: "Майкл. Слушай. Ты не согласен с тем, как твой отец тебя воспитывал. Он был сторонником строгой дисциплины. Он мог быть жестким и даже жестоким. Однако же эти методы сработали". И сейчас ты можешь сказать, что профессиональный успех - не самое главное в жизни, и я с тобой соглашусь. Но именно ты был тем, кто в одной из первых наших бесед сказал: "Я обязан своему отцу многим. Он научил меня как двигаться и как танцевать". Быть суперзвездой, как ты много раз говорил, для тебя очень важно. Так вот, что, если кто-то скажет: "ТЫ не прав, а ОН прав. Он сделал тебя тем, кто ты есть сейчас. Так как же ты смеешь быть таким неблагодарным?" Особенно, Майкл, если учесть, что он вырос в такой бедности и хотел спасти тебя от судьбы заводского рабочего. Он думал: "Лучше Майкл будет тренироваться и репетировать, будучи ребенком, чем качаться на качелях, потому что, по крайней мере, это принесет ему большой доход в будущем, и он будет жить достойной жизнью".
М.: Он проделал неоценимую работу, чтобы научить меня быть на сцене, быть артистом. Но как отец он был очень, очень строг. Ненавижу осуждать его, но я бы делал многое не так, как он. Я никогда не чувствовал его любви ко мне. Помню, когда мы летели в самолёте - им приходилось заносить меня в салон, потому что я тяжело переносил тряску, кричал и бился, если мы взлетали в непогоду, когда штормило. Помню это очень хорошо. Он никогда не обнимал меня, не прикасался ко мне вообще, ко мне подходили стюардессы, держали меня за руку и успокаивали.
Ш.: Он вспыльчивый человек?
М.: Он был очень резок. Не пойму, почему. Он сейчас уже не такой, но тогда он был очень жёстким. Самый жёсткий человек, которого я видел.
Ш.: Ну а что, если бы кто-то сказал тебе: "Майкл, тут две стороны и ты не можешь выбирать. Он хорош как менеджер, но не нежен и не добр, как любящий отец. Он научил тебя как двигаться и быть дисциплинированным". Мог бы ты сказать, что предпочёл бы отказаться от своего статуса суперзвезды в пользу счастливого детства, где ты был бы любим? Или ты считаешь, что в таком выборе не было необходимости, так как ты и так бы стал тем, кто ты есть?
М.: Он мог бы заниматься со мной другими делами и находить время для того, чтобы просто проявлять свою отцовскую любовь - поиграть со мной или погонять мяч. Я 14
помню, что рассказывал тебе, как однажды он взял меня и посадил на пони. Думаю, он даже не понял как это отпечаталось в моей памяти.
Ш.: Это одна из самых волнующих историй об отце, которую я когда-либо слышал. Этот единственный знак внимания отца к своему ребёнку и такой неизгладимый след в его душе, такой удивительный и волнующий.
М.: Сегодня я думаю об этом и так желаю, чтобы он сделал для меня чуть больше, ну хотя бы немножко побольше. Тогда на сей момент я бы чувствовал себя по-другому.
Ш.: А может, ты бы тогда не так страстно желал выразить себя и доказать ему. Если бы тебе в детстве довелось увидеть много любви, быть может, тебе не понадобилась бы любовь всего мира, и ты не стал бы суперзвездой. Ты бы предпочёл отказаться от всего этого в пользу того, чтобы быть ребёнком, любимым своим отцом?
М.: Нет, я никогда бы не отказался. Это моё призвание. И была веская причина, если мне его даровали. Я действительно верю в это и чувствую это...
Ш.: ... что Бог указал на тебя, подарив тебе избранность...
М.: Я верю в это. Если бы ты увидел эти лица по всему миру, людей, которые говорили: "Спасибо, спасибо тебе за то, что ты спас мою жизнь и моего ребёнка. Позволь прикоснуться к тебе!" - и начинали плакать. Это как исцеление. Есть веская причина для меня, чтобы исполнять своё призвание... помогать людям.
Ш.: В общем, то, что делала для тебя Ширли Темпл, глядя на тебя с постеров, которые ты мог повесить на стену номера в отеле и чувствовать себя словно под её опёкой, то же самое делаешь ты сам для людей по всему миру в ещё большей мере.
М.: О даа... О да. Это так. И я просто хочу сказать "спасибо" [Ширли Темпл за то, что вдохновляла Майкла в его тяжёлые моменты в жизни] и начинаю горько плакать, поскольку не могу найти слов и высказать всего, когда она брала меня за руку и так нежно её поглаживала.
Ш.: Майкл, когда ты говорил ей, что не знаешь, как тебе двигаться дальше, а после ощущал прилив сил, глядя на её детские кино-плакаты - что после этого могло вывести тебя из равновесия? Человеческая подлость? Изматывающая работа, в которой ты стремился быть лучшим? Или всё вместе?
М.: Да, тяжёлая работа, неимение возможности сделать паузу и просто поиграть или повеселиться. У нас были редкие моменты в номерах отелей, где мы с братьями дрались подушками или другими штуками, кидались всяким хламом из окна. Но на деле мы были многого лишены. Помнится, мы собирались в путь - ехать в Южную Америку. Я сидел дома, и когда пришло время ехать - я плакал и прятался. Я не хотел никуда ехать и кричал: "Хочу быть как все! Хочу быть нормальным человеком!" А мой отец доставал меня, засовывал в машину и мы уезжали, ведь у нас было назначено дело - эти концерты! По пути мы встречали разных людей, порой они жили с нами на одном этаже в отеле, бывало, целые семьи. И я знал, что я могу 15
повеселиться с ними то короткое время, что нам отпущено, потому как я больше не увижу их никогда, и меня это так печалило. Тогда узнаёшь, что дружба бывает ненадолго. И это очень ранит, особенно когда ты ещё ребёнок.
Ш.: Всю свою жизнь ты был вынужден положить на достижения карьеры - прежде, чем научился создавать отношения. Что поддерживает тебя и даёт силы в твоей сегодняшней жизни? Ведь как машина не поедет без топлива, так же и ты не смог бы без той порции любви, которую необходимо принимать, чтобы двигаться дальше. Ведь ты не можешь всё время дарить любовь и не получать её взамен. И сказать, что ты черпаешь силы из той любви, что дают тебе поклонники, тоже нельзя. Этого не может быть достаточно, Майкл, ведь они любят тебя за то, что ты делаешь, а не за то, кто ты есть на самом деле. Они обожают тебя за ту энергию и то волнение, которые ты вносишь в их жизни.
М.: Я получаю свою долю любви, когда вижу счастье и радость в глазах детей. Они спасли мне жизнь, и я хочу... хочу отдать долг (Майкл плачет). Они спасли меня, я не шучу. Просто своим присутствием рядом, просто одним своим видом... И это правда.
Ш.: Когда ты был маленьким, давали ли тебе обещания, которые не были выполнены?
М.: Да. Мой отец не выполнил одного обещания, и я до сих пор зол на него за это. Он упросил меня подписать контракт с Коламбия, когда мне было 18 лет. Взамен пообещал мне ужин с Фредом Астером. Отец знал, что я люблю Фреда всем своим сердцем. Он знал, что я подпишу не читая, и, получив подпись, пошёл восвояси довольный собой. И ничего не сделал для меня взамен. Сказал что-то типа: "Мне жаль". Мне этот случай разбил сердце. Он обманул меня.
Ш.: Ты говорил ему когда-нибудь, как ты был расстроен из-за этого?
М.: Нет. Он до сих пор не знает, как больно он мне сделал. Вот почему я никогда не даю обещаний, которые не смогу выполнить.

Глава 5. Страх Майкла перед отцом.
(Перевод Марии Добышевой)
Ш.: Знаешь, Майкл, я осуждал своего отца довольно долго. Но однажды я перестал делать это, потому что понял, что он был поставлен в жёсткие рамки. У него была очень тяжёлая жизнь. В детстве он жил в крайней нищете в Иране. Для еврея это было нелегко - вырасти в Иране. Кто знает, какое у него было детство? Ты по-прежнему осуждаешь своего отца?
М.: Я осуждал. Я был очень зол на него. Я запирался в своей комнате и кричал от злости, поскольку не мог понять, как человек может быть таким порочным и подлым. Ну, вот к примеру. Я уже лёг спать, время - двенадцать ночи. Я целый день работал на износ, записывался, пел без конца, ни тебе разрядки, ни игр. Он приходил домой очень поздно. "Открывай дверь". Дверь заперта. Он говорит: "Даю тебе пять секунд и выломаю дверь". И начинает биться, взламывает дверь. "Почему ты не поставил подпись на контракте?" Я: "Не знаю...". Он: "А ну подписывай, живо! Если не подпишешь - я тебе устрою". Понимаешь, я думал: "О боже, ну почему?? А где любовь? А где отцовская любовь?" Я отвечал: "Что, прямо вот так?" Он мог схватить и больно ударить, в полную силу. А он был очень силён физически.
Ш.: Ты начинал ощущать себя машиной по добыванию денег для него?
М.: Да, полностью.
Ш.: Так же как Маколей Калкин описывал? Ты чувствовал то же самое?
М.: Да. И однажды - ненавижу это повторять - однажды он сказал, и хранит его Господь за то, что он сделал много замечательного, за то, что он был гений, неоценимый талант, но однажды он сказал: "Если вы, парни, когда-нибудь перестанете петь - я брошу вас так же быстро, как если бы обжёг руки". Это ранило меня. Только представь, он мог бы и подумать: "А ведь у этих детей есть сердца и чувства". Он не мог подумать о том, что это обидит нас? Если бы я сказал подобное
Принсу и Пэрис - им было бы больно. Нельзя говорить такое своим детям! И я не забуду этого. Это влияет на мои отношения с ним даже сегодня.
Ш.: То есть если бы ты перестал выступать для него - он перестал бы любить тебя?
М.: Он бросил бы нас, как если бы обжёгся горячим картофелем. Так он сказал.
Ш.: А твоя мама не переубеждала тебя: "Не слушай ты его, он это не всерьёз"?
21
М.: Она всегда была неподалёку, когда он выходил из себя и начинал швырять, избивать нас. Я до сих пор это слышу. (Подражая женскому голосу) "Джо, нет, ты же убьёшь их! Нет! Нет, Джо, это уже слишком!", - а он крушил мебель, и это было ужасно. Я всегда говорил, что если у меня когда-нибудь будут свои дети, я никогда не стану вести себя подобным образом. Волоска не слетит с их головы. Вот люди говорят - если тебя подвергали дурному обращению в детстве, то и со своими детьми ты будешь вести себя так же. Это не правда. Я категорически не согласен. Худшее, что я сделаю - это поставлю их в угол на какое-то время и всё, мои меры на этом кончаются.
Ш.: Думаю, ты прав. Сам ненавижу слышать о том, что дурные методы своих родителей по воспитанию ты обязательно перенесёшь на своих собственных детей. Из этого следует, что тебе предопределено быть дурным человеком.
М.: Точно. Я поклялся в глубине своего сердца, что я никогда не пойду этим путём, никогда. Если в кино или универсаме я вдруг услышу, что кто-то бранится на своего ребёнка - у меня всё внутри сжимается и я плачу. Я сразу вижу себя и как со мной обращались, когда я бы мал. Я просто ломаюсь в такие моменты, меня трясёт и я плачу. Я не выношу этого. Мне тяжело.
Ш.: Когда мои родители развелись, мы переехали, и мой отец остался за 3500 миль от нас. Было трудно быть ближе к нему. Но я люблю его и пытаюсь никогда его не осуждать, и делаю всё, чтобы быть намного, намного ближе с ним. Мы должны серьёзнее относиться к тому, что написано в Библии - уважай своих родителей. Там не написано: "Почитай их, если они того заслуживают". Библия просто призывает нас почитать их. Они дали нам жизнь, и мы обязаны уважать их за это.
М.: Я до сих пор чувствую страх перед отцом. Когда он входил в комнату - и... Бог мне свидетель, мне много раз становилось плохо в его присутствии. Откровенно говоря, однажды я потерял сознание. Меня могло вырвать, когда он просто входил в комнату... и появляется эта аура, я чувствую боль в животе, и я знаю... будто мне конец. Но он так изменился сейчас. Время и возраст изменили его. Он видит своих внуков и хочет стать лучшим отцом. Как будто корабль сменил курс и мне так трудно осознать, что этот человек теперь другой, не тот, с которым я вырос. Как бы мне хотелось, чтобы он понял это раньше.
Ш.: Так почему же ты до сих пор боишься?
М.: Потому что в моей душе шрамы и раны, и они всё ещё болят.
Ш.: Просто ты видишь в нём того, прежнего человека. Тебе сложно увидеть в нём нового, изменившегося отца?
М.: Я не могу видеть в нём нового человека. Это какой-то ангельский страх перед ним. Однажды он спросил меня: "Почему ты меня боишься?" И я не смог ответить. Я хотел бы ответить: "Знаешь ли ты, что ты сделал со мной? (голос дрожит) Что ты сделал со мной?"
Ш.: Мне было важно это услышать. Как твоему другу и как человеку, у которого всё время интересуются о тебе, мне важно понять эти вещи. Понимаешь, Майкл, никто не станет грубо судить тебя, если услышит это. Люди будут стараться понять твою боль, а не осуждать тебя. А как ты зовёшь его - папа или Джозеф?
М.: Нам никогда не позволялось называть его папой, когда мы росли. Он сказал: "Не называйте меня папой. Я - Джозеф!". Так и сказал. А вот сейчас он хочет, чтобы его называли папой. Мне это тяжело даётся. Не могу назвать его папой. Он вбил в наши головы - "Не называй меня папой, я Джозеф". Я обожаю, когда Принс и Пэрис зовут меня "папуля", или когда я слышу как итальянский ребёнок зовёт "папа", или еврейский малыш говорит "поппи". Так нежно, ну как можно не гордиться этим? Это ведь твой ребёнок, твоя часть.
Ш.: А сколько тебе было, когда он сказал не называть его папой?
М.: С раннего детства и всё время примерно до Off the Wall, Thriller - эры.
Ш.: Может, он считал, что так называть его будет более подобающе в смысле рабочих и профессиональных отношений?
М.: Нет. Он считал, что он ещё молодой перец. Он был слишком крут, чтобы быть ПАПОЙ. Он был ДЖОЗЕФ. Ненавидел его за то, что приходилось так его называть...
Ш.: Я где-то читал, что твоя мама думала о разводе или подавала документы, что-то в этом роде.
М.: Не знаю, подавала ли она на развод на самом деле. Может быть. Хотя нет, вряд ли. Она хотела уйти, много раз, из-за его женщин и потому, что он был тяжёлым человеком. Но из-за своей веры она могла развестись только по причине измены. А он уже делал это, и она была в курсе. Но она просто святая, и не ушла. Она знала, что вне дома он занимается всякими вещами, валяет дурака, но она была так хороша и добра, что он всегда приходил домой и ложился с ней рядышком в постель. Я не знаю таких, как она. Она как Мать Тереза. Очень мало таких людей.
Ш.: Получается, она знающая цену долгим страданиям, добрая, праведная женщина. Как ты думаешь, может быть, она страдала слишком долго? И ей не следовало мириться с этим?
23
М.: Мы упрашивали её развестись. Мы говорили: "Мама, разведись с ним". Она отвечала: "Отстаньте от меня! Нет". Мы продолжали: "Освободись от него". Когда были маленькие, даже орали на неё: "Ну разведись же ты с ним!" Но многие годы мы по-прежнему слышали, как машина подъезжает к дому. Он водил большой мерс и всегда вёл его очень тихо. "Джозеф дома, Джозеф приехал! Быстро!" Все попрятались по своим комнатам, захлопали дверями.
Ш.: Вы так сильно боялись его?
М.: Да. Я всегда говорил: Когда я приду домой и войду в дверь, я хочу, чтобы мои дети подбежали ко мне - "Папа!!!", начали скакать вокруг меня, радоваться - так будет у меня. У меня всё будет по-другому. Я не хочу, чтобы мои дети убегали при виде меня.

Глава 7. Болезненное благословение: Всё, что я хотел - быть любимым.
(Перевод Алины Аксёновой)
Ш: Бог всегда отвечал твоим молитвам?
М: Да. Безусловно. Поэтому я в него верю.
Ш: Думаешь, он всегда был с тобой в тяжёлые периоды твоей жизни?
М: Не было ни одной вещи, которую бы я попросил, но не получил. Это не материальные вещи. Сейчас я собираюсь кое-что сказать, о чём раньше никогда не говорил. Это правда. У меня нет причин тебе лгать, и Бог видит - я говорю правду. Я думаю, что весь мой успех и слава… Я хотел этого, потому что хотел быть любимым. Вот и всё. Это самая настоящая правда. Я хотел, чтобы люди меня любили, по-настоящему любили, потому, что я никогда по-настоящему не чувствовал, что любим. Я знаю, что у меня есть способности. Если бы я отточил своё мастерство, то люди бы любили меня больше. Я просто хотел быть любимым, я думаю, что это очень важно – быть любимым и говорить людям, что ты их любишь, смотреть им в глаза и говорить это.
Ш: Но обратная сторона этого, Майкл, в том, что, если бы тебе дали много любви, когда ты был ребёнком, тогда тебе не понадобилось бы так усиленно работать, чтобы стать успешным.
М: Это правда. Поэтому я не хотел бы что-либо изменить, потому что всё это достигнуто большим трудом и разнообразием опыта.
Ш: Значит, тебе удалось обернуть пренебрежение в благословение?
М: Да.
Ш: Я помню ответ Пола МакКартни, которого спросили о тебе, когда ты стал большой звездой. Кто-то спросил: «Станет ли Майкл Джексон таким же, как и все эти рок-звёзды? Боже упаси, умрёт в тридцать лет, наркотики?» МакКартни ответил: « Нет. Характер Майкла совсем другой. Он не бранится, он не пьёт». Он сказал это пятнадцать лет назад. Знал ли ты о себе, что продолжай ты в том же духе - твой характер не будет сломлен испытанием успехом и славой?
М: Да, я всегда был таким стойким. Я всегда знал, что хочу делать, каких целей хочу достигнуть, и ничто не могло меня остановить. Я сосредоточен, и я знаю, чего я хочу, чего я хочу достичь, и я не сойду с прямого пути. И даже когда мне тяжело - я всё 28
равно продолжаю этот забег на выносливость, чтобы достичь этих целей. Это поддерживает меня на жизненном пути. Я выносливый.
Ш: Если ты абсолютно счастлив быть тем, кем являешься, то что насчёт... Ты сказал, что ничего не стал бы делать по-другому, потому что знаешь, какой бы ни был опыт в твоём детстве - он привёл тебя к тому, кем ты являешься, к твоему успеху. Значит, ты всё же не стал бы ничего менять?
М: Нет, я так нежен к другим детям благодаря моему прошлому, и я очень рад этому.

Часть 2. Годы пребывания в церкви Свидетелей Иеговы и религия.
Глава 9 Неприятие церковью Свидетелей Иеговы.
(Перевод Алины Аксёновой)
Ш: Ты считаешь что отвращение к гордыне это всё же след твоего религиозного воспитания?
М: Оно принесло мне много боли, но оно мне очень помогло.
Ш: Как оно тебя ранило?
М: Эмм... (долгое молчание). Когда я совершал определённые поступки в прошлом, я не осознавал, что они были направлены против религии, за это мне делали выговор, что почти разрушало меня. Определённые вещи, которые я делал как артист, я не осознавал, что пересекаю черту, и когда они наказывали меня за это - это было очень больно. Это почти уничтожило меня. Мама это видела.
Ш: Их осуждение, их отторжение?
М: Когда я впервые сделал лунную походку на 25-летии Motown, они мне сказали, что это был непристойный бурлеск. Но я продолжал так танцевать в течение нескольких месяцев, и они сказали: «Ты никогда не будешь больше так танцевать». Я ответил: «90.9 процентов танца – это движение талией». Они сказали: «Мы не хотим, чтобы ты это делал». В течение длительного времени я старался танцевать, не двигая этой частью моего тела. Когда я сделал Thriller со всеми вампирами и привидениями, они сказали, что он демонический и частично оккультный, брат Джексон не может этого сделать. Я позвал своего адвоката и плача сказал ему: «Уничтожь это видео». Благодаря тому, что он пошёл против моих желаний, люди сегодня имеют Thriller. Мне так было плохо из-за этого, что я приказал своим людям уничтожить его.
Ш: То есть ты видел две стороны религии: сторону любви, которая учит отвергать гордыню и призывает к смирению, но так же ты видел и то, что ты описал как подлость и категоричность.
М: Иногда они могут неправильно трактовать. Я не думаю, что Бог подразумевал именно так. Взять, к примеру, Хэллоуин. В течение нескольких лет я пропускал Хэллоуин, но сейчас – нет. Это так здорово - ходить от дома к дому, и люди дают тебе сласти. В мире нужно больше такого. Это сплачивает мир.
Ш: Ты берёшь Принса и Пэрис на традиционное хождение по домам за сладостями?
М: Конечно. Мы ходим вместе с одной семьей, и мы даём им конфеты. Я хочу, чтобы они увидели, как бывают добры люди. Мы кладём конфеты в сумку и затем, (шепчет) я подменяю их сласти на конфетки в форме глазных яблок.
Ш: Прошлым вечером я говорил с Эндрю Салливаном, редактором “The New Republic”. Мы дискутировали о гомосексуализме в университете, затем мы говорили о тебе, и он был удивлён услышать о тебе приятные вещи. Он сказал: «Почему я о них ничего не знаю?» Я ответил: «Я не знаю». Эта сущность, Майкл, - «неотъемлемая часть Хэллоуина». Тебе стоит устраивать пресс-релизы по этому поводу. «Сущность Хэллоуина в том, чтобы дети стали свидетелями доброты незнакомцев». Мне это нравится. Это замечательная мысль. Она превращает игру «пакость или угощение» во что-то более значительное, чем выманивание конфет.
М: Я плачу за своей маской. Я действительно плачу, когда иду с ними, и люди мне говорят: «Открой свою сумку». И я думаю - смотри, чего я был лишён. Я не знал, что это… Я смотрю им в лицо, и они дарят подарок. Это так мило. Дети подходят, открывают свои сумки и говорят: «Посмотри на это». И это так мило, как они реагируют. Это та часть Америки, которой я горжусь.

Глава 11. Связь с божественной силой.
(Перевод Алины Аксёновой)
Ш: Ты получаешь удовольствие от выступления и написания музыки?
М: Да. Я люблю это. Если бы я не получал удовольствия, то не занимался бы этим. А я занимаюсь музыкой потому, что действительно люблю её. Нет большего счастья, чем танцевать и выступать. Это словно праздник, когда ты оказываешься в месте, где собрались известные артисты, где они едины с музыкой, едины с аудиторией, и, если ты на их уровне, ты будто входишь в транс, это так захватывает. Вы начинаете подбадривать друг друга и осознаёте, к чему это всё ведёт, ещё не попав туда. Им необходимо знать, куда ты направляешься, и ответить. Это как игра в пинг-понг. Это как миграция птиц, которые знают, куда летят. Или как рыбы. Они телепаты, они находятся на одной волне. Вот что происходит, когда ты выступаешь: ты сливаешься в одно целое с музыкантами, и с танцем, и с музыкой, и ты находишься в состоянии транса. Ты их зацепил. Они кормятся у тебя с ладони. Невероятно. Ты как будто преображаешься.
Ш: Что за энергия, которая вводит тебя в экстаз? Она божественная?
М: Она божественна, чиста, она откровение, без налёта церковности или религиозности, но при этом она божественна. Некоторые называют это душевным подъёмом, словно эта светлая аура наполняет помещение. Некоторые люди презирают её. Иногда религии презирают её, потому что считают её демонической, культом, дьяволом. Нет, эта энергия исходит от Бога. Это чистая божественная энергия. Ты чувствуешь божий свет.
Когда я даю выступления, подобные 25-летию Мотаун, или когда впервые представлял "Билли Джин" с лунной походкой на сцене - аудитория взрывается; небольшой шаг, взмах рукой... и «Ааааааа!», и так, что бы ты ни сделал. Я как будто впадаю в состояние транса от этого. Я словно всё чувствую, но не слышу. Я повинуюсь своим чувствам при выступлении. В конце действия, когда открываешь свои глаза и видишь ответную реакцию - ты удивлён, потому что находился в другом мире. Я был одним целым с этим моментом, рабочим моментом.
Ш: Ты это делал не для того, чтобы кому-то соответствовать. Может быть, это твоя сила как исполнителя. Она не крутилась вокруг того, чего хотят люди, вокруг условностей и любезностей.
М: Нет.
39
Ш: Ты можешь научить людей как достичь этого состояния? Ведь, если твоя душа была наполнена горечью и ненавистью, то в такие божественные, по твоим словам, моменты, она очищается от всего этого?
М: Да, она просто очищается, и ты становишься выше всего этого. Ты просто попадаешь в мир, где нет всей этой суеты, нет никого и ничего. Всё ушло безвозвратно. И это удивительно. Ты воспарил надо всем. Ты это чувствуешь, что не значит... и всем тем людям, которые там с тобой, передаётся это настроение, аудитория подхватывает его.

Глава 13. Религия и обретение Бога через ритуалы.
(Перевод Алины Аксёновой)
Ш: Я всегда говорю, что главная цель религии – это научиться в двадцать лет тому, что ты осознаешь в семьдесят. Иначе говоря, религия принципиально не создана для того, чтобы открыть нам вселенские секреты. Она прямолинейна, её глубокий смысл заключается в простых вещах: будь хорошим человеком, проводи время с детьми, люби Бога. Ты поймёшь это в восемьдесят лет, но тебе следует узнать всё, будучи подростком, иначе ты растратишь свою жизнь.
М: Правильно, я это понимаю. Это как раз то, о чём мы говорим.
Ш: Ты один из немногих людей, которые кажутся религиозными без намерения, которых этому не учили. Ты обладаешь глубоко укоренившимся чувством одухотворённости, но ты не совершаешь многих религиозных ритуалов. Ты говоришь: «Хотя я раньше считал, что Бог существует в церкви, сейчас я верю, что он повсюду, он в моём сердце…. Сейчас я вижу Бога в тех мгновениях, которые провожу с детьми, в невинности».
М: Да, это так.
Ш: Послушай, ты очень религиозный, но также важно общаться с Богом посредством ритуалов. Как это делает [моя жена] Дебби. Дебби более одухотворена, чем я. Она чувствует Бога сильнее меня. Мне нужно часто что-либо предпринимать, чтобы его почувствовать. У меня не такая чистая душа, как у неё. Я очень отличаюсь.
М: То есть вы не ходите в…э…
Ш: Мы ходим в синагогу каждую неделю.
М: Каждую неделю?
Ш: Да, точно.
М: В какой день недели?
Ш: Вечером в пятницу и в субботу.
М: Правда?
Ш: Да, конечно. Помнишь ту службу у меня дома?
44
М: И все твои дети ходят?
Ш: Да, конечно.
М: Как долго это продолжается?
Ш: Час в пятницу. Затем около трёх часов в субботу утром. Затем ещё час днём в субботу.
М: И дети там находятся в течение трёх часов? Им это идёт на пользу?
Ш: Да.
М: Поэтому они так хорошо себя ведут.
Ш: Да, они в этом хороши. Раз в месяц я не хожу в синагогу, остаюсь дома с ними, учу их молитвам, чтобы знали, что говорить в синагоге.
М: Так что, вы молитесь?
Ш: Мы проводим службу дома раз в месяц.
М: Это, должно быть, прекрасные молитвы.
Ш: Да, они прекрасны.
М: Я знаю, что они должны быть прекрасными.
Ш: Они очень просты. Иудейские молитвы не о возвышенных вещах, а о мелких. Молитвы настраивают нас видеть Бога в мелочах повседневной жизни. Он повсюду.
М: Но они красивы, не так ли?
Ш: В них благодарим Бога за дождь, за прохладный ветер. Благодарим Бога за все чудеса, которыми он наделил иудеев за всю историю.
М: Ух ты!
Ш: Евреи существовали уже очень долгое время. Он о нас заботится. Мы древний народ.
М: И Мушки, и все ходят? И Баба? [Баба – это прозвище дочери Шмули, Рошель Ли, которой в то время было три года].
Ш: Баба тоже ходит. Она не ходит три раза во время Шаббата, а только раз в субботу утром, вместе с Дебби, потому что Дебби сейчас беременна. Хотя, иногда она посещает синагогу три раза, сейчас ходит только утром. Знаешь, мы ходим пешком, мы не ездим на машине. Мы совсем не ездим в Шаббат.
45
М: Как далеко вы идёте пешком?
Ш: Не так далеко, полмили.
М: Все дети идут пешком?
Ш: Да, все.
М: Правда?
Ш: В Оксфорде [где я одиннадцать лет служил раввином] было очень далеко. В Оксфорде мы шли три мили туда и обратно.
М: Ты и твои дети?
Ш: Там всегда шёл дождь. Всегда.
М: Шмули, вы шли три мили пешком?
Ш: Три мили.
М: И они не жаловались?
Ш: Нет. Иногда они жаловались, если мы возвращались домой поздно, потому что мы ужинали со студентами в пятницу или субботу и часто возвращались домой после полуночи.
М: Я люблю твою семью.

Глава 15. Расизм, религия и антисемитизм
(Перевод Татьяны Работновой)
Ш.: Выходит, ты был чем-то вроде голоса для тех, кто нуждался в помощи, и на кого общество закрывало глаза? Как, например, в песне "They don't care about us" ("Им плевать на нас") твое главное послание заключалось в том, что им наплевать… Но на кого именно? На бедных? На страны третьего мира?
М.: Им плевать на нас, на тех, к кому относятся несправедливо, на тех, кого унижают, на тех, кого называют «ниггер», на тех, кого называют словом "жид", (использование которого в песне было неправильно понято). Когда я был маленьким, евреи - у нас были евреи-юристы, евреи-бухгалтера и мы все бок о бок спали в одной постели - они называли друг друга словом "жид". Однажды я спросил, что оно означает, и они сказали, что это такое же обидное слово для евреев, как слово "ниггер" - для чернокожих. И я сказал: "Ого..." Я всегда знал, что когда человека хотят унизить, его называют либо ниггером, либо жидом. Вот о чем я говорил в песне, и вот это используют расисты. Меня просто неправильно поняли. Я никогда не стал бы обзывать кого бы то ни было подобным образом.
Ш.: То есть, таким образом ты пытался поддержать тех, у кого нет голоса?
М.: Именно так. Я бы никогда не стал учить ненависти. Я не такой.
Ш.: Ты гордишься тем, что являешься американцем? Когда ты давал все эти концерты за границей, в других странах, чувствовал ли ты себя представителем американского народа?
М.: Я надеюсь, ты не поймешь меня превратно, но я чувствую, что я принадлежу всему миру, и я ненавижу всякого рода деления (национальные, расовые и пр. – прим. пер.). Даже несмотря на то, что я американец, и на то, что я родился в этой стране, и на то, что существует множество вещей, благодаря которым я могу быть гордым за Америку - так же существует ряд вещей, из-за которых я стыжусь за нее. Например, невежество. Помнишь ту картину Норманна Роквелла, где маленькая девочка просто пришла в школу учиться, а они швырялись в нее разными вещами?
Я не понимаю явление расизма. Моя мать - она ангел и просто святая - однажды поехала в магазин, который был в квартале от моего дома в Энсино, на своем мерседесе. И она любит всех людей без исключения, а тот белый парень из машины на ходу крикнул ей: «Убирайся в Африку, ты, ниггер!» Меня очень задело, что это произошло с моей мамой. И ведь это случилось не больше 5 лет назад. Похоже, он просто завидовал.
Я знаю аналогичные истории, произошедшие с моими братьями. Так вот, они выходили из своих роллс- ройсов, запирали машины, а когда возвращались - обнаруживали, что кто-то поцарапал машины ключом, только потому, что ее водитель - чернокожий. Я просто ненавижу все это, так как цвет кожи не имеет ничего общего с характером человека.
Я люблю еврейских детей, азиатских, русских…... Так как мы все одинаковые и у меня есть идеальный аргумент, чтобы доказать это. Я выступал во всех этих странах, и люди плакали в одних и тех же местах моего выступления. Они смеялись в одних и тех местах. Они впадали в истерику в одних и тех же местах. Они падали в обморок в одних и тех же местах – и это просто совершенный, идеальный аргумент. Существует некая общность всех людей на Земле. Я слышал, что все русские – непробиваемые, а у немцев нет никаких чувств или эмоций. Но на самом деле - они были столь же эмоциональны на моих концертах, сколь и другие… Может, даже больше.
И самые любящие и верные фанаты в Германии и России. Они могут стоять на холоде под проливным дождем только ради того, чтобы хоть мельком увидеть меня. Они кричат: «Мы хотим исцелить мир, мы любим тебя!» И все они молодые люди, которые не хотят иметь ничего общего с войной или другими безумными вещами. Ты знаешь, они совсем другие. Новое поколение совсем другое. И они просто чудесные. Я чувствую себя человеком, принадлежащим миру, космополитом, который не может отнести себя к какой-то одной стране. Вот почему мне не нравится говорить, что я американец. Именно по этой причине.
52
Ш.: Ты не думаешь, что тот факт, что ты был одним из первых невероятно успешных и известных афро-американцев, повлиял на твою карьеру? То есть некоторые несправедливые вещи, которые люди делали по отношению к тебе - это фактически расизм, такой же, с которым столкнулась твоя мама?
М.: Да, ведь до меня были и Гарри Белафонт, и Сэмми Дэвис, и Нэт Кинг Коул. Они были артистами и люди любили их музыку. Но у них не было такого поклонения, они не заставляли людей плакать и кричать им: «Я люблю тебя, я хочу за тебя замуж!» Глядя на них, люди не срывали с себя одежду, не впадали в истерику и не визжали. Они не выступали перед целыми стадионами. Я был первым, кто сломал устои. Белые девушки, шотландские, ирландские кричали мне: «Я люблю тебя, я хочу…» И белой прессе это, естественно, не нравилось. Вот почему все стало для меня таким сложным, ведь я был первопроходцем во всем этом, и вот почему они начали писать все эти истории. «Он странный», «Он гей», «Он спит в барокамере», «Он хочет купить кости человека-слона» - все, что могло настроить людей против меня. И репортеры прилагали к этому все усилия. Любой другой на моем месте просто умер бы, как наркоман от передозировки, если бы ему пришлось пройти через все то, через что прошел я.
Ш.: Что давало тебе силы, чтобы держаться?
М.: Вера в детей, в молодежь. Вера в то, что Бог дал мне все это по одной простой причине - чтобы я мог помогать детям.
Ш..: И, даже несмотря на то, что взрослые поступали с тобой подло и низко, ты до сих пор веришь в то, что у более молодого поколения есть доброта в сердцах?
М.: Абсолютно. Я до сегодняшнего момента все еще пытаюсь это осознать до конца. Есть один момент, связанный с евреями, который не дает мне покоя. Это действительно проблема для меня.
Ш..: Какой именно момент?
М.: Когда я узнал, какое огромное количество детей были убито во время Холокоста…..(начинает плакать) Какими нужно быть людьми, чтобы творить такое?! Я этого просто не понимаю. Ведь не важно - какая раса. Я не могу… Я просто не понимаю этого в принципе. Не могу понять. Это в каком состоянии нужно быть… Не понимаю таких вещей. Неужели кто-то может довести тебя до такого состояния ненависти? Неужели они смогли сделать такое со своим сердцем? Они не смогли бы сделать это с моим. А с твоим? Прости.
Ш..: Они могут сделать это с нами только в том случае, если мы будем легко поддаваться подобным вещам или потеряем связь с Богом, который призывает нас к праведности.
М.: Гитлер был гениальным оратором. Он был способен заставить множество людей развернуться на 180 градусов, измениться и возненавидеть. Ему приходилось быть шоуменом и он им был. Прежде, чем он начинал свою речь - он делал паузу, выпивал 53
глоток воды, прочищал свое горло и оглядывал аудиторию. Это как раз то самое, что делают ораторы и артисты, когда они пытаются настроиться на аудиторию. И он входил в состояние ярости с первых же слов и вводил слушателей в исступление. Но откуда он взялся? Я знаю, что он бросил школу и что он хотел стать архитектором. Он потерпел неудачу во многих своих начинаниях. Но я думаю, что все эти идеи - я имею в виду Mein Kampf [Книга Адольфа Гитлера, сочетающая элементы автобиографии с изложением идей национал-социализма - прим. пер.] – пришли к нему именно в тюрьме, разве не так? Я действительно верю в это.
Характеристика Майкла, данная Гитлеру - шоумен - просто блестяща. Впоследствии я просмотрел множество речей Гитлера, и Майкл был абсолютно прав. Гитлер поднимался на трибуну, делал паузу и заставлял толпу застыть и затаить дыхание в предвкушении. И только после этого начинал речь.
Ш..: Ты имеешь в виду место, где он написал эту книгу и начал формулировать свои идеи?
М.: Да, да. Гитлер создал эту всепоглощающую злость, а вот, к примеру, Нельсон [Мандела] - наоборот. Он смягчился в тюрьме. И Нельсон не испытывает горечи до сегодняшнего дня, он говорит, несмотря на то, что ему 80 и что его молодость была упущена, так как он провел в тюрьме слишком много времени – он ни о чем не сожалеет.
Ш.: Но ведь его юность ушла безвозвратно?
54
М.: Нет, он милый и в душе похож на ребенка.
Ш.: А он любит хихикать?
М.: Он любит детей. Когда я приехал, чтобы встретиться с ним, со мной было несколько детей, но его представители сказали, что только я могу войти, а детям придется подождать. Я сказал: «Я уверен, что мистер Мандела не будет возражать, если дети войдут. И я не пойду без них». Его представители посмотрели на меня как-то так (делает суровое и недоверчивое выражение лица), а потом они вернулись от Манделы и сказали: «Все могут войти». И первое, что сделал Мандела – начал бегать за детьми, ловить их и обнимать. Я знал, что он действительно был именно таким человеком и что он любил детей. Он поговорил с ними и только после этого пожал мне руку. Я знал, что я был прав в отношении него.
Ш.: Являешься ли ты противоположностью Гитлера? Бог дал тебе феноменальную харизму и, в то время как Гитлер будил в человеке зверя, ты хочешь пробудить в человеке доброту и невинность. Самые темные и злые силы были высвобождены в душах немцев именно во время правления Гитлера. Таким же образом сейчас Бог дал тебе невероятную харизму. Используешь ли ты ее для того, чтобы пробудить в человеке невинность и добро?
М.: Я верю в это. Я действительно могу изменить их, потому что побывать на моем выступлении – это как получить некий духовный опыт - ты приходишь одним человеком, а уходишь совершенно другим. Это действительно так.
Ш.: То есть одна из твоих целей - попытаться вытащить это из людей, пробудить это в них, а не просто дать представление?
М.: Да, именно так. Как бы мне хотелось, чтобы ты увидел некоторые вещи, которые мы делали во время концертов. Как, например, мы вывезли огромный танк на сцену – совсем как настоящий армейский, из которого вылезал солдат и начинал во всех целиться. Затем он наводил автомат на меня, и в этот момент вся аудитория начинала неодобрительно свистеть. И такая реакция была во всех странах. И я брал ствол автомата и опускал его вниз, и тут все начинали кричать. А потом маленькая девочка - у меня в шоу всегда была милая девочка – выходила, и в руках у нее был цветок. Она подходила к солдату, подносила цветок прямо к его лицу, солдат опускался на колени и начинал плакать. И аудитория каждый раз от этого просто сходила с ума. Потом я начинал свою речь, и маленький мальчик выходил вперед и показывал ее на языке жестов для глухонемых. Я смотрел на аудиторию и видел, что все плачут. Это случалось во всех странах. Это часть выступления на песню Earth Song (Песня Земли). Я был послом доброй воли, чтобы распространять это послание по всему миру. Когда я исполнял песню "Heal the world" ("Исцели мир"), дети всех наций водили хоровод вокруг огромного глобуса, и еще сзади стоял огромный экран, на котором появлялись изображения мировых лидеров, и это было просто потрясающе. В то время как другие певцы поют о сексе: «Я хочу залезть с тобой в горячую ванну, детка, потереть тебе спинку», я до сих пор остаюсь одним из тех, на кого пресса обрушивается с обвинениями в странности. Ну разве есть в этом какой-то смысл?
Ш.: Нет, конечно, это неправильно.
М.: Это неправильно, правда?
Ш.: Все меняется прямо у тебя на глазах. Что, если они и дальше не поймут? Что если они, как нацисты, просто злые люди?
М.: Я не могу представить, что я не смогу тронуть их сердца хоть каким-то способом.
Ш.: То есть ты веришь, что если бы смог встретится с Гитлером, то у тебя получилось бы…
М: Абсолютно. Однозначно. В его окружении было слишком много людей, которые всегда говорили ему «да» и которые боялись его.
Ш.: То есть ты веришь, что если бы у тебя был час на разговор с Гитлером, ты как-нибудь смог бы затронуть что-то в его душе?
М.: Именно так. Я знаю, что смог бы.
Ш.: С Гитлером?! Перестань, Майкл… С Гитлером? Так ты не веришь, что существуют люди, воплощающие абсолютное зло и что не существует никаких способов достучаться до них? И ты не веришь в наказание для грешников, потому что тогда......
М.: Нет, я верю, что нужно помочь им… исцелиться. Нужно показать им, что в их жизни что-то пошло не так. Они не ведают что творят. Они не понимают, что зачастую делают что-то неправильное.
Ш.: Но, Майкл, есть просто неисправимые личности. Такие как Гитлер. Он был воплощением зла. В нем не было никакой человечности, к которой ты мог бы взывать. Это все равно, что пытаться говорить с бездной, с тьмой, с которой тебе раньше не 56
приходилось сталкиваться. А что на счет тех, кто уже убил много людей? Считаешь ли ты, что им тоже нужна помощь? Они убийцы и они должны быть очень строго наказаны.
М.: Меня это ужасает. Я бы очень хотел, чтобы кто-нибудь смог достучаться до их сердец.
Ш.: Что, если они уже совершили что-то ужасное? Что, если они уже убили своих жертв?
М.: Если они уже это сделали – это неправильно.
Ш.: Я хотел бы прояснить один момент. Очень интересная штука заключается в том, что ты смотришь на мир глазами ребенка. Но ведь у этого есть и обратная сторона - ребенку трудно понять, что есть кто-то действительно злой - вот почему дети такие доверчивые. У тебя точно такое же видение. Даже когда зло смотрит тебе прямо в лицо, тебе хочется сказать, что в нем есть и что-то хорошее. Я бы не стал просить такого человека, как ты, создать судебную систему наказаний, так как это совсем не то, что ты несешь миру, и, сказать по честному - ты бы плохо выполнил эту работу. Наказание появилось в нашей истории, когда кто-то, будучи взрослым, совершал жестокие вещи. Но в мире детей такого рода поступков просто не существует, и поэтому нет необходимости в таком же наказании. Но, Майкл, брось, неужели ты правда считаешь, что смог бы изменить Гитлера?
М.: Ага. Да.
Ш.: Найдя в нем что-то хорошее?
М.: Да, я думаю я бы смог. Я правда думаю, что я бы справился. Ведь никто в действительности не разговаривал с ним откровенно. Я думаю, он был окружен, не хочу произносить это слово, лизоблюдами. Но они действительно были таковыми. Это было именно то, что он хотел. И то, что они делали.
Ш.: Разве никто не выступал против него?
М.: Некоторые немцы были настроены против него. Они даже пытались убить его, помнишь?
Ш.: Да, Клаус фон Штауфенберг. Но их вместе с единомышленниками насчитывалось всего несколько сотен человек - из населения страны в десятки миллионов. Между нами и такими люди, как Гитлер, существует огромная непреодолимая пропасть - он действительно злой. И ты никогда не смог бы достучаться до него. Единственное, что можно сделать с такими людьми, как он – это изолировать их от общества. Так ты простил от чистого сердца всех, за исключением нескольких представителей прессы, которые писали весь этот таблоидный мусор, и тех, кто причиняет вред детям?
М.: Да.

Глава 17. Мысли об амбициях, успехе и честности
(Перевод Татьяны Работновой)
Ш.: Так получается, что амбициозность может быть неплохой штукой до тех пор, пока она не начинает граничить с безжалостностью, и до тех пор, пока она не перерастает в зависть и ревность?
М.: Да, амбиции – это хорошо, но до тех пор, пока они не причиняют никому боли. Амбиции – это чудесная вещь. Здорово знать как работает сознание и какова сила мыслей. Как мы сами сотворяем ситуации и обстоятельства в собственной жизни. И знать обо всех чудесных подарках нашего мозга, ведь мы рождаемся, приходим в этот мир безо всяких инструкций. Приходится самим искать правду по ходу жизни, и вот в один прекрасный день ты узнаешь все эти вещи. Это удивительно – знать собственные возможности.
Ш.: Ты хочешь развивать амбициозность в детях, а не подавлять ее?
М.: Она в них уже есть. Нужно просто развивать в них волю.
Ш.: Другая вещь. Давай поговорим о честности. Одно из качеств, наиболее присущих детям – это их подчас жестокая прямота. Иногда нам больно говорить правду своим детям. Но вот они всегда говорят все как есть. Особенно до того момента, пока не становятся достаточно взрослыми, чтобы научиться лгать. Если ты толстый – они так и скажут, что ты толстый. Если ты некрасивый – они так и скажут, что ты некрасивый. Если от тебя плохо пахнет – они так и скажут, что он тебя плохо пахнет. Разве это всегда хорошо? Или, может, стоит быть немного тактичнее?
М.: Я думаю, мы должны учить детей быть добрыми и объяснять им, что они могут задеть чьи-то чувства. Мы были вчера [на звукозаписывающей студии] – Принс и я. Один из музыкантов, работающих со мной, полный, очень толстый. И Принс сказал: «Его живот похож на воздушный шар». Тогда я ответил ему: «Принс, ты прав. Но если ты увидишь, что он рядом с тобой, не говори так, потому что он из-за этого будет плакать». И он сказал: «Хорошо. Обещаю, что я не буду так делать». Нужно просто учить, что людей обижать нельзя.
Ш.: Хорошо, но как насчет того, чтобы поощрять наших детей говорить правду? Ведь ты не говорил Принсу, что это неправда, потому что это не детская черта характера - лгать. Ты просто сказал, что иногда нужно не высказывать правду вслух. Ты не сказал Принсу: «Да он вполне нормально выглядит. Он никакой не толстый».
М.: Нет, не сказал.
61
Ш.: Очень важно быть правдивым. Предположим, у тебя есть музыкант, который работает недостаточно быстро, и он тормозит запись всего альбома. Что ты сделаешь?
М.: Я только что прошел через все это - в работе со струнниками. Одна женщина абсолютно выбивалась из ритма, и я сказал ребятам: «Пусть она продолжает играть. Но на следующий день не приглашайте ее». И ей не сказали, чтобы она приходила завтра. Но мы все это сделали тихо.
Ш.: Так все-таки иногда тебе приходится иметь дело с такими непростыми ситуациями. И ты проходишь через них с честностью, но и не причиняя никому боль.
М.: Обязательно нужно сделать так, чтобы не задеть ничьи чувства.
Ш.: Это и есть способ быть правдивым, но аккуратным с чувствами других людей?
М.: Именно так. Я не присутствую на кастингах для моих мини-фильмов [Майкл всегда называет свои музыкальные видеоклипы мини-фильмами], особенно если этот отбор проходят дети. Я не хочу сидеть там и говорить: «Отлично, давай посмотрим, на что ты способен», после чего они продемонстрируют все, что могут и не получат от меня звонка с приглашением на роль. А потом они скажут: «Майкл Джексон отказал мне». Обычно кто-то из моей команды снимает всех претендентов на видеопленку, я просматриваю ее дома и принимаю решение. Я просто не могу лицом к лицу столкнуться с их болью из-за того, что они не подошли. Поэтому я всегда провожу это подобным образом.
Ш.: Таким образом, честность – это важная составляющая твоего воспитания Принса и Пэрис.
М.: (Поворачиваясь к Принсу) Брось каку, Принс. Она вся перепачкана. Не трогай ей свои волосы. Этой лопаткой убирали за собачкой. Не клади ее на голову.
Ш.: Кстати, ты слышал, я раньше говорил, что Пол Маккартни - обладатель, пожалуй, одной из самых больших коллекций мультфильмов? Ты говорил об этих великих артистах, которые непосредственны, как дети?
М.: Да, да. Он любит мультфильмы и относится к ним очень серьезно. Он коллекционирует их. Моя коллекция сейчас больше, чем его. Если зайдешь в мою видеотеку, то увидишь там стеллажи, стеллажи и стеллажи с пленками, потому что я обожаю мультики. Мир мультфильмов - это как грандиозный побег для меня.
Ш.: [Размышляя о твоем успехе], ты что-нибудь говорил себе? «Мне повезло, это все от Бога, это не просто мое. Это Божественный дар. У меня нет права считать себя выше других»?
М.: Да, люди часто спрашивали меня - как я еще не позволил всему этому вскружить мне голову. Хм… Потому что совершенно очевидно, что это не от меня. Разве смею я думать, что это я делаю, когда это – не я? Так же, как это был не сам Микеланджело. 62
Его коснулось Божественное вдохновение. Это был дар. Я думаю, что можно развить способности до определенной степени. Но иметь настоящий талант – это дар свыше.
Ш.: Те люди, которые осуждают других – всегда являются недалекими. Они критиканы. Как мы проходим путь от чего-то изначально большого к измельчавшему, Майкл? С ростом и взрослением наши тела становятся больше, но часто бывает так, что ума только убавляется. Ты ощущаешь, что у детей сердца больше, чем у взрослых? В чем же причина, по которой они потом мельчают? Почему ты не стал мелочным? Чем более знаменитыми становятся люди, тем меньше любви остается в их сердцах, потому что они становятся более эгоцентричными. Что заставляет людей уйти от великодушия к зашоренности и мелочности? То, что они чувствуют себя запуганными. Они чувствуют, что их мечты не осуществляются и начинают обороняться. И защитный механизм выражается в осуждении других и в отказе мыслить. Что делает нас «мелкими»? И почему ты не стал таким? Почему ты с приходом известности не стал более зациклен на себе? Почему ты переживаешь за весь мир? У тебя ведь есть вертолеты и личный самолет. Так почему обычные дети вдруг стали центром твоей жизни?
М.: Ты знаешь, Шмули, если бы ты увидел все те вещи, которые довелось увидеть мне, и объехал бы весь свет, то понял бы, что для меня уподобиться тем людям, которых ты описываешь, было бы нечестно и по отношению к самому себе, и по отношению ко всему миру. Я просто не могу представить, что меня бы не трогали те вещи, которые я видел. Например, деревня в Китае. Или все те вещи, что я видел в Африке, России, Германии и Израиле. Я помню одного новорожденного малыша в 63
израильской больнице, который боролся за свою жизнь, и к его носику подходили трубочки. Как может сердце не сжиматься от такого? Я говорил всем - и детям, и вообще всем: «Идите сюда, ребята. Вы должны это увидеть!» Потому что я думал - они поймут и прочувствуют, насколько же важны дети, как важно помогать людям, протягивать руку миру, неимущим. Быть зацикленным на материальном и все время демонстрировать эдакое Я-кание – это то, что меня очень расстраивает.
Ш.: Почему же твой успех не вскружил тебе голову? Ты гордишься тем, что никогда не ставишь себя превыше других. Как тебе удалось сохранить свою чувствительность? Почему успех не ударил тебе в голову? Почему ты навещаешь приюты? Почему этого не произошло с тобой? Как тебе удалось остаться великодушным, как удалось остаться выше этого и не осуждать никого, в то время как ты должен был по идее зациклиться на собственной персоне? Это ведь случилось со всеми людьми твоего положения. Уверен, ты видел, как это происходило с твоими друзьями, которые добились успеха.
М.: Трудно сказать. Я просто очень чувствителен к человеческой боли и любви. Думаю, это просто заложено во мне.

Глава 19. Мастер Таинственности.
(Перевод Flo Shooter)
Ш: Итак, я хотел бы поговорить с тобой о том, что, по моему мнению, является решающим моментом для этой книги. Исходя из всего, что я слышал о тебе, я должен сказать тебе – я никогда не встречал кого-либо еще, понимающего силу таинственности так же, как ты. Другими словами, в иудаизме использование таинства очень важно. Пророк Исайя говорит, что у ангелов серафима [ангелов высшей категории - прим. пер.] шесть крыльев. Но почему шесть? А потому что: «Двумя крыльями он укрывает свое лицо, двумя - ноги, а при помощи еще двух он летает». Разве это не чудесно? Ангелы так скромны, так таинственны, что используют свои крылья, чтобы укрыться от посторонних глаз.
М: Очень красивая история.
Ш: Я достаточно широко рассмотрел это в моих книгах, Майкл. Загадочность - это одно из принципиальных составляющих, которые я предписываю для отношений (романтических). Все святое всегда загадочно. Это всегда скрыто. И свитки Торы, Библии, с которых мы читаем в синагоге, хранятся спрятанными в ковчеге (вместилище для культовых реликвий) для хранения свитков, который скрыт ризами, завесами и дверями. Это как три покрывала [Парохет, которым накрывали ковчег, сверху - второе покрывало из кожи тахаша и над ним - третье покрывало из голубой ткани – прим. пер.], которые нужно снять, чтобы увидеть свитки. То же самое описано и в Библии: когда Ребекка и Исаак встречаются еще до своей свадьбы и влюбленности, первое, что делает Ребекка, столкнувшись с Исааком – закрывает свое лицо. То же самое было с Моисеем, когда он увидел пылающий куст. Что он сделал первым? Он отвернулся и прикрыл лицо, чтобы не лицезреть Бога напрямую.
М: Я люблю такие истории.
Ш: Так что в Библии загадочность очень важна. Я никогда не встречал кого-либо, кто понимал бы силу таинственности так, как ты. Я дам тебе пару примеров, и я хочу, чтобы ты прокомментировал их. Первый: мои дети гуляют по Неверленду. И там повсюду конфеты. Моим детям это очень нравится, так как они никогда не видели ничего подобного - здесь и машины для приготовления попкорна, и лотки с мороженным, и если это кошерно, то они едят и то, и это. И хотя Принс и Пэрис окружены всем этим, ты говоришь им: «Нет, только на свой день рождения ты можешь получить это». Грейс сказала нам, что им не разрешается постоянно кататься на аттракционах, чтобы они им не наскучили слишком быстро. И когда бы мы не пошли в FAO Schwartz [Огромный и всемирно известный магазин игрушек в Нью-Йорке – прим. пер.] - Принс может купить игрушки, но он всегда ждет, чтобы открыть их. И в особенности, когда это вторгается в твою карьеру - ты начинаешь понимать 67
силу скрытности. Сейчас я смотрю на всех этих новых артистов – N’Sync и даже Бритни Спирс [которых мы с Майклом только что встретили в номере гостиницы] и я видел их в Entertainment Tonight, там они давали интервью, и я сказал: «Боже мой, они что, не видят дальше своего носа?! Вам надо бы следовать примеру Майкла - не светиться в любой телепередаче». Но они не могут. Ведь им так ужасно нужно внимание, они не могут удержаться от этого. Есть две вещи, о которых я хочу спросить тебя. Расскажи мне подробнее про загадочность и что она значит для тебя, как ты сдерживаешь себя, когда ты знаешь, что все ТВ шоу хотят тебя заполучить? Я имею в виду, боже, только что нас атаковали из каждого шоу Америки, чтобы получить твое интервью. Как ты себя удерживаешь себя от этого? Это особенно важно прокомментировать, так как твои злопыхатели могут прокритиковать тебя, сказав что-то вроде: «Майкл - ребенок. Он ведет себя как ребенок». В то время как единственное определение зрелости, с которым согласится каждый, состоит в том, что зрелость подразумевает способность уметь ждать вознаграждение. В то время как другие люди действуют импульсивно – ты можешь быть терпеливым, и ждать когда все произойдет в свое время. Это и есть суть зрелости и самоконтроля.
М: Спасибо
Ш: И твоя карьера построена на этом, и я не говорю это просто чтобы польстить тебе. Это правда. Я восхищен этим. Расскажи мне насчет таинственности. Как ты узнаешь это, откуда это приходит к тебе - эта сила того, что скрыто?
М: Вау, ты такой наблюдательный. Это потрясающе, как ты подмечаешь детали. Эмм, я учился, я люблю психологию, магию, настоящую красоту. Я люблю настоящий 68
талант. Я люблю, когда что-то по-настоящему удивительно, когда что-то прекрасно и ты не должен понимать это до конца. Должна оставаться какая-то загадка. Что я люблю в Комете Галлея и что всегда говорю своим адвокатам: Комета Галлея – не большее чудо, чем Луна или Солнце. Но мы вообразили себе, что это действительно что-то особенное, так как ты можешь увидеть ее только раз в жизни, и все были бы не прочь получить такой шанс… Если бы это происходило каждую ночь - всем было бы наплевать на эти вещи, но для меня Луна - это что-то действительно удивительное. Я всегда говорю про оленей, собак, кошек. Многие люди говорят: «Это же олень! Это же…», потому, что они пугливы, они всегда прячутся. Большая удача – увидеть оленя. Я имею в виду то, что я очень ценю это все, как люди должны были бы ценить настоящую возможность, и я всегда говорю: мне все равно, что ты самый талантливый человек на Земле - если ты появляешься на телевидении каждый день, то люди, в конечном счете, просто устанут от тебя. Тебе нужно знать как играть со своей аудиторией. Тебе нужно знать это. И это правда, Шмули. И это не просто игра. Это вполне реально для меня.
Ш: Как ты это понимаешь? К примеру, мне пришлось этому научиться. Я писал об этом во многих своих книгах, но я начал развивать многие свои идеи насчет этого благодаря проницательности других писателей, мыслителей, философов и так далее…
М: Если ты остаешься загадочным, то люди будут более заинтересованы в тебе, да.
Ш: Вот, например, женщина - если она постоянно будет постоянно показывать свою грудь- это всем скоро наскучит.
М: Это так.
Ш: Но если она сделает это однажды - вот что делает это таким захватывающим, эротичным.
М: Да.
Ш: Но если каждый день, то…
М: Да.
Ш: Как, например, ты поехал, чтобы увидеть африканские племена, женщины там ходят топлес и это ничего особенного не значит.
М: Ничего, ничего. Оставь кое-что своему воображению.
Ш: Кто-то научил тебя этому?
М: Нет, я учился у природы и наблюдая… Да, я был хорошим наблюдателем. И ты можешь сказать кому-то: " Здесь шесть дверей, но ни в коем случае не открывай пятую дверь. Ни в коем случае". Конечно, каждый спросит себя: «А что за дверью номер пять?», - ведь это большая загадка. И все хотят разгадать, что же там находится. И я люблю это и это не просто игра, но я хочу, чтобы люди ценили талант 69
и способности. Я делаю только один альбом каждые пять лет. Все остальные артисты записывают альбомы каждый год, мои альбомы держатся в чартах дольше и продаются лучше, чем у всех остальных исполнителей. И люди ждут моих работ, фанаты всегда держат руку на пульсе событий [в то время Майкл работал над Invincible]. Это как лихорадка, они ждут и ждут. Это очень важно - ждать.
Ш: Что насчет чего-то таинственного, которое помогает твоим работам пережить что-то более банальное и открытое? Что насчет отсрочивания чего-то, что люди хотят получить немедленно?
М: Я просто люблю силу таинственности. Я думаю - это очень мощно.
Ш: Это что-то духовное? Что это?
М: Да, это вызывает в воображении людей все эти идеи, люди сами их создают. Они сами воображают то, что происходит на самом деле. Вот, например, Говард Хьюз здесь, наверху, ему принадлежит отель, но он остается на своем этаже, он не спускается. Он в темноте, на краю своей кровати, с длинными ногтями и волосами и он прикован к капельнице. Вот такие сумасшедшие картины предстают перед твоим воображением, когда ты думаешь о таких вещах, как эта, и мне это очень нравится. Я люблю Говарда Хьюза, я впервые об этом говорю – он гений, он мастер для меня. Я люблю Говарда Хьюза за то, что он создал такой замечательный миф.
Ш: Почему? Потому что он осознавал силу таинственности?
М: Как играл с воображением людей, да. Он знал как заинтересовать публику. Финеас Тейлор Барнум так же был хорош в этом.
Ш: Есть ли сила в простом отказе? Например, книга "The Rules" ("Как выйти замуж"), я беседовал с ее создателями дважды. И они утверждают, что чтобы женить на себе парня – нужно набивать себе цену. Он звонит тебе, а ты отвечаешь: "Извини, я бы с удовольствием поужинала с тобой, но я так занята". Он оставляет тебе сообщения на автоответчике, но ты никогда ему не перезваниваешь. Ты слышал об этой книге? Это очень спорная книга. Неужели это так просто? Вообще-то я очень критично отношусь к данной книге, так как верю, что манипуляция - это самый плохой подход в отношениях, ведь существуют альтернативы гораздо лучше, а именно для женщины - включить свое природное женское обаяние.
М: Я совершенно с тобой не согласен. Это зависит от человека.
Ш: Но что касается тебя, ты ведь говорил, что ты играешь с публикой, это так же легко, как "теория отказа" и они потом хотят больше? И приходится находить больше способов, чтобы открывать им себя?
М: Нужно знать ритм и правильно чувствовать время. Ты должен знать что ты делаешь. Как, например, ты никогда не увидишь меня на вручении наград, говорящим: "Наши номинанты - это…". И меня просили, чтобы я вручал награды - каждый раз, на каждом шоу. А сейчас они даже не пытаются, так как знают, что я не соглашусь. Или меня просят вести церемонию или что-то вроде: "Далее в программе: Майкл Джексон выйдет на сцену, чтобы представить альбом года". Ты никогда не увидишь меня выходящим на сцену и объявляющим номинации. Это не то, чем я занимаюсь.
Ш: Ты никогда не сделаешь того, что заставит тебя быть средством достижения чьей-то чужой цели. Ты либо сам являешься этой целью, либо просто не будешь иметь к этому интерес. Либо речь идет о тебе, либо ты не собираешься быть способом достижения.
М: Да, и я не пытаюсь сказать, что я святой, что я Бог.
Ш: Но ты и принижать себя не собираешься.
М: Я не собираюсь, я хочу…понимаешь? Люди должны уважать, понимаешь? Способности и талант- это все во имя доброты, моим посланием людям всегда была доброта.
Ш: Я согласен с тобой.
М: Я просто пытаюсь сохранить и защитить чувство собственного достоинства.
71
Ш: Эта книга сама по себе должна быть о том, как ты научился оперировать с таинственностью. Посмотри, здесь, в Нью-Йорке, пока мы с тобой разговариваем, в этом городе живут сотни тысяч женщин, которые хотят выйти замуж, и мужчины, которые не хотят с ними серьезных отношений. И ты прекрасно знаешь ту главную причину - то, что они все равно будут спать с ними. То есть, зачем тебе жениться на ней, если ты можешь заполучить ее даже без каких-либо обязательств. Если ты хочешь взять кредит в 10 миллионов долларов у банковского менеджера, и он говорит: «Вот, Майкл, твои 10 миллионов», станешь ли ты спрашивать: «О, кстати, вы забыли о гарантии того, что я верну вам деньги». Ты ведь не будешь добровольно об этом напоминать. Ты понимаешь о чем я? И они, возможно, никогда не выйдут замуж, и эти женщины приходят ко мне тысячами, плачут, рассказывают какие они одинокие. Они не знают ничего о силе таинственности. Они спят с мужчинами на первом же свидании, они просто не знают как удержаться от этого. И, кстати говоря, вот что случилось с Мадонной. Они слишком часто мелькает в СМИ. Она все еще звезда, но она уже не та, что была.
М: Да, я знаю.
Ш: Она даже не показывала себя очень много на телевидении и в музыке, Майкл. Она не давала слишком много интервью. Скорее, она слишком много выставляла напоказ свое тело. Она была секс-символом. Люди хотели знать как выглядит ее тело - и она выпустила эту глупую, порочную, отвратительную книгу и что тебе нужно было сделать - так это просто купить книгу. И загадка исчезла безвозвратно.
М: Я знаю, я знаю. Совершенно верно.
Ш: Сейчас существует всего несколько людей, которые понимают силу таинственности. Ты ее понимаешь из-за своей внутренней духовности – это твоя природа, это твой дар. Потому что это понимание таинственности и твое понимание силы расчета времени помогает нам осознать что-то высокое. Бог только время от времени приоткрывает завесу тайны и в очень точные моменты. Таинственность и расчет времени очень важны в библейских откровениях.
М: Мне нравится это. Это одна из тех тем, на которые я люблю размышлять.
Ш: Как Бог скрытен.
М: Как скрытен.
Ш: Тебе нужно искать его.
М: Ты не можешь видеть его лица, но ты же видишь все его чудеса и ты можешь видеть его в детях.
Ш: И это делает тебя более заинтересованным в нем?
М: Да.
72
Ш: Ты хотел бы найти его?
М: Да, конечно. Я люблю это все. Некоторые люди поднимают руки и восклицают: « Что есть вся эта вселенная и где Он? Я хотел бы поговорить с Ним и узнать что он из себя представляет». Он - начало всего. Он - человек.
Ш: И это то, как мы предостерегаем людей, чтобы они не заскучали. Ты инстинктивно чувствовал время и силу таинственности? Просто чувствовал?
М: Да, это так, Шмули.
Ш: Не то, как если бы менеджер отвел бы тебя в сторону и сказал бы: «Майкл, ты можешь быть большой звездой. Не переборщи со своей закрытостью».
М: Нет. Ни в коем случае.
Ш: Твои братья не понимают этого?
М: Нет, не понимают. Они бросаются на любую возможность засветиться где-то. Если кто-то скажет: «Я хочу завтра взять у вас интервью о новом стиле Майкла», - они ответят: «Конечно». Потому что они хотят быть на телевидении и не важно как. Я думаю, люди больше уважают тебя, когда ты сдерживаешься и не пытаешься засветиться где попало.
Ш: Удержаться от этого, да?
М: Да, удержаться и создать себя, и дать себе определенный класс, и заставить их добиваться тебя. Я люблю ворота, ворота перед домом. Я люблю огромные колонны и ворота. Ты не знаешь, что находится за ними. Ты видишь только ворота и невольно спрашиваешь себя – кто же тут живет? Мне нравиться это.
Ш: Да, но ворота в Неверленд такие простые.
М: Очень простые - как я и хотел. Потому, что я не хочу, чтобы меня представляли ворота, это что-то вроде психологического приема. Я собирался сделать их чем-то вроде…почти… Как же сказать? Эмм, я не могу подобрать слово. Я хотел, чтобы люди распахивали эти ворота и смягчались видя, что ворота старомодные и потрепанные, и на уровне восприятия ты правда чувствуешь, что въезжаешь на ранчо, а когда ты уже на последнем повороте - я хочу, чтобы из черно-белого все превратилось в цветное, как в фильме "Волшебник из страны Оз".
Ш: Именно так произошло с нами. Первое, что мы сказали, когда подъехали к Неверленду, было: «Это не может быть его ранчо. Почему ворота такие простые?» Затем ты проезжаешь через ворота, видишь вывеску «Добро пожаловать в Неверленд» и - бум!
М: Да.
73
Ш: Это просто потрясает тебя.
М: Это важно понимать и в шоу-бизнесе. Если ты будешь открываться слишком стремительно, то, в конечном счете, тебе будет просто нечего преподнести зрителю. Вот почему в парках аттракционов я всегда говорю, что парень, который изобрел американские горки - настоящий шоумэн, так как ты сначала медленно поднимаешься и думаешь: "Зачем я вообще сел на этот аттракцион?!", а потом тебя бросает прямо вниз и немного поднимает и снова вниз. Он настоящий шоумэн, ведь он понимает синкопу, ритм и структуру и это важно для артиста, работающего в шоу-бизнесе, и многие артисты сейчас даже ничего не знают об этом.
Ш: Они слишком засвечиваются везде, где только можно.
М: Да.
Ш: Это ли твое важнейшее профессиональное благословение, что ты родился с этим ритмом? Ты отлично чувствуешь время.
М: Да.
Ш: Это часть твоей любви к Богу и его загадочности? Как я понимаю, ты отчасти избрал божественную таинственность как пример для себя, и поэтому ты разбираешься в силе таинственности?
М: Да, это так. В том, как ты читаешь речи, есть что-то особенное. Это сила Бога в тебе, Шмули. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил так, как ты, Шмули, это потрясающе. Будто Бог говорит прямо через тебя. Я имею в виду то, что когда я на сцене – это происходит таким же образом. Я не думаю о том, что я буду делать, я не знаю, что я буду делать.
Ш: Это как попасть в некую зону, где ты чувствуешь, когда и что нужно сказать.
М: Именно так. Ты становишься единым с тем, что дал тебе Бог. Это что-то вроде духовного диалога. Это что-то между тобой, Богом и аудиторией. Как ты можешь описать это, я имею в виду, как ты можешь проанализировать это? Никак не можешь. Люди спрашивают: "Как ты это делаешь?" "Ну, я много работаю и тренируюсь". Хотя, знаешь, это не совсем то.

Глава 21. Сексуальность и умеренность
(Перевод Сабины Introversion)
Ш. Майкл, пытаясь культивировать в себе качества, присущие детям, ты избегаешь говорить о сексуальной стороне жизни. Помнишь, Опра спросила тебя о сексуальной жизни, а ты ответил что-то вроде: «Я джентльмен и я не распространяюсь об этом». Ты считаешь, что мы должны относиться уважительно к этой части нашей жизни, что все стало слишком дозволено? Я имею в виду, что ты по своей природе робок в вопросах, касающихся этой темы.
М.: Да, это моя природа…потому что мне кажется, что это…
Ш.: Очень личное?
М.: Да, это мое мнение. Есть, к примеру, эксгибиционисты, понимаешь, нудисты, они ходят обнаженными, и это их позиция. Ну… не знаю, а у меня, получается, другая позиция…
Ш.: Но мы ведь не должны злоупотреблять нашей сексуальностью, чтобы увеличить продажи альбомов и билетов на концерты?
М.: Нет, это безумие. Некоторые певцы даже подкладывают специальные подушечки в штаны, это безумие. Я этого не понимаю. Это просто отвратительно. Мне неловко от этого! Я не хочу, чтобы люди даже смотрели на меня там… внизу… Это меня очень смущает, о Боже!
Ш.: А, быть может, это показатель неуверенности в себе? Им кажется, что танцуют они, возможно, не достаточно хорошо и поэтому решают привлечь внимание другими вещами?
М.: Да.
Ш.: А ты бы обратился к кому-нибудь, вроде Бритни Спирс, со словами: "Послушай, ты красива и талантлива. Тебе не обязательно быть вульгарной. Чтобы проявить свой талант, не нужно снимать с себя одежду на потребу публике". Или к Мадонне, которую часто критикуют за то, что она специально играет на определенных слабостях мужчин, чтобы воспользоваться ими для продвижения собственной популярности?
М.: Да.

Глава 23. Жизнь под стеклом
(перевод Сабины Introversion)
Ш.: Давай поговорим об известности. Как обстоит дело со всем этим негативом, который ассоциируется с ней? Расскажи об отрицательных сторонах славы… Имея славу такого масштаба, что ты не приемлешь в ней?
М.: Я не люблю, когда ты становишься иконой, будучи суперзвездой, потом превращаешься в икону и международный феномен, то, что случилось со мной - и мне не стыдно об этом говорить - и всё это вызывает зависть. Я часто становился объектом серьезной зависти.
Ш.: Она исходит от других знаменитостей по отношению к тебе, то есть ты явно ощущаешь ее, или ты чувствуешь, что она где-то существует, на расстоянии?
М.: Я видел зависть других, но как только люди знакомятся со мной лично, то сразу же меняются, и так каждый раз. Они видят, что я всего лишь обычный парень. Познакомившись со мной, они даже начинают плакать в моем присутствии. Существует два типа фанатов. Первый фанат кричит: «О, Боже мой! О, Боже мой!». Потом он падает в обморок, и тебе приходится ловить его. Второй резко кидает тебе: «Привет!» Я отвечаю: «Привет! Приятно познакомиться! Как тебя зовут?» Он называет имя, но у него уже есть сложившаяся позиция по отношению к тебе. А я с ним держусь просто и искренне, и затем я вижу, что он начинает плакать. Я спрашиваю: «Почему ты плачешь?» И он отвечает: «Потому что я никогда не думал, что ты такой замечательный". И он меняет свое отношение! Я продолжаю: "И каким же ты меня представлял?" Он: «Я думал, ты гордый и заносчивый». Я говорю: «Пожалуйста, никогда не суди! Я совсем не такой». Они обычно поражены! И я убежден, после этого они любят тебя еще сильнее, в тысячи раз сильнее. Мне кажется, Доброта и Любовь все преодолеют. Просто надо быть проще!
Ш.: Ты всегда обладал способностью смягчать сердца с помощью доброты и любви?
М.: Да
Ш.: А как дело обстоит с завистью других звезд? Ведь в твоей профессии много зависти?
М.: Совершенно верно! Они восхищаются тобой и знают, что ты великолепен, потому что они завидуют, они хотят оказаться на твоем месте. И «М» одна из них! Мадонна одна из них! Она завистлива. Она женщина, и именно это ей мешает! Мне кажется, поклонницы женского пола не так эмоциональны по отношению к своему кумиру, 83
если их кумир тоже женщина. А мужчины в этом случае слишком сдержаны, чтобы давать волю эмоциям. Вокруг меня всегда истерия и лесть, а вокруг нее этого нет!
Ш.: А разве зависть не бывает полезна? Ты разве за всю свою карьеру никому не завидовал до такой степени, что это заставляло тебя работать упорнее?
М.: Никогда не завидовал. Только восхищение, чистое восхищение.
Ш.: Таким образом, восхищение является бОльшим стимулом, чем зависть, потому что оно несет позитивный заряд. И когда ты смотрел на Фреда Астера, ты говорил себе: «Я тоже смогу так».
М.: Точно! Только восхищение. Зависть - никогда. Это неправильно, но такова человеческая природа, не так ли? Но почему люди, глядя на великого человека, сразу и бесповоротно начинают завидовать ему?
Ш.: Конечно, но ты никогда не испытывал подобного?
М.: Я просто не понимаю тех, которые испытывают.
Ш.: Для тебя существовало только восхищение? Ты испытывал благоговейный трепет и восторг перед большим талантом?
М.: А разве человек может завидовать Богу?
Ш.: Конечно! Посмотри на Сталина и Гитлера. Каждый из них хотел стать Богом. Они хотели управлять жизнью и смертью.
М.: Вау.
Ш.: Потому что они потеряли чувство благоговейного трепета и восторга. Бог больше не восхищал их. Он был для них соперником. Они хотели быть всемогущими, и поэтому не могли признать его власть и подчиниться. Они стали его врагами. Кроме зависти, что еще ты не приемлешь в известности?
М.: Саму известность.
Ш.: Тебе не нравится, когда ты не можешь просто пройти по улице?
М.: Нет, мне нравится, когда люди узнают меня и здороваются, и когда толпа собирается, и все такое.
Ш.: Когда мы были в твоем микроавтобусе, мы уезжали из отеля, дважды мы видели того чернокожего мальчика на велосипеде, который ехал за нами около пяти миль по небезопасным улицам Нью-Йорка только для того, чтобы взять у тебя автограф. И ты остановил машину и дал ему автограф. После обеда с президентом Клинтоном мы видели еще троих детей, которые около мили бежали за нами, пока ты не сказал водителю остановиться, и ты дал им автографы. Таким образом, ты замечаешь их.
84
М.: О боже! Иногда они собираются сотнями. И дело обстоит в триллион раз хуже, чем то, что ты наблюдал. Они начинают крушить все на своем пути и просто становятся одной неуправляемой толпой.
Как-то мы с Майклом выходили из Карнеги Холл после нашей презентации в день Святого Валентина в 2001 году. С полной уверенностью заявляю, что его чуть не разорвали на кусочки.
Ш.: Но тебе нравится, когда люди тебе узнают, коль скоро они настроены миролюбиво.
М.: Мне кажется - такова роль знаменитого человека, того, кого Бог наделил талантом – будь то скульптор, писатель, художник, певец или танцор - нести массам отдохновение и удовольствие. Это наша работа - дарить радость.
Ш.: Есть ли еще что-нибудь, что ты не терпишь в известности? Очевидно, ты ненавидишь желтую прессу.
М.: Ненавижу ее. Ненавижу этих придурков, которые занимаются этим. Я думаю, расизм, зависть и зло – это все их рук дело. Они срывают свою злость на людях, которые пытаются творить добро, и это очень грустно. Те, кто верит им, просто безумцы. Как бы мне хотелось, чтобы появился способ избавиться от подобных вещей.

Глава 25. Майкл и его фэны: Взаимная любовь.
(перевод Сабины Introversion)
Ш.: Разреши мне спросить тебя кое-что. Будучи несчастливым ребенком и не имея той любви, которая была тебе так необходима, как ты справляешься с этим пробелом? Как ты научился компенсировать те базовые вещи, которых тебя лишили?
М.: Я думаю, что танец и музыка очень помогли мне, это стало своего рода терапией. Умение выражать свои чувства на сцене через песни и получать сторицей любовь своих поклонников
Ш.: Это компенсирует то, что ты не дополучил?
М.: Да, потому что когда ко мне подходит поклонник или просто кто-нибудь подходит и говорит: «Я очень люблю тебя», - это наполняет мое сердце радостью. Я никогда не устану от этого.
Ш.: В самом деле? Но ведь всегда найдется какой-нибудь псих или фанатик, который может навредить тебе?
М.: Нет! Я просто люблю своих фанатов, безумно люблю, и мое сердце наполняет счастье, когда я вижу, что они разделяют мои взгляды относительно семьи и детей! Они всегда носят с собой большие постеры с изображением детей, и они со мной, они все понимают! Они понимают то, о чем я говорю.
Ш.: Значит, то, что ты не получил от родителей, ты получаешь от своих поклонников! Но здесь есть большая разница. Родители дарят тебе безусловную любовь, даже если ты ее не заслуживаешь. Мать Билла Клинтона, Вирджинию Келли, однажды спросили, кого из сыновей она любит больше. Билла, президента США, который стал ее гордостью, или Роджера - злостного неплательщика алиментов, у которого к тому же проблемы с наркотиками.
М.: Это ее сын?
Ш.: Да, Роджер, брат Билла Клинтона.
М.: Он наркоман?
Ш.: Конечно! Я почти уверен, что он сидел в тюрьме за торговлю наркотиками.
М.: Что, правда?
90
Ш.: Также он не платил алименты и все такое… Так вот, ее спросили: «Один ваш сын - лодырь, другой - президент. Вы наверняка больше любите Билла?» И она ответила: «Что? Вы с ума сошли? Я люблю обоих детей и люблю их одинаково». Так вот, существует отличие, Майкл, в том, как тебя любят поклонники и как - семья. Родители любят тебя несмотря ни на что! Поклонники тебя любят потому, что ты умеешь петь и танцевать, или все же они тоже любят тебя безусловной любовью?
М.: Сложно сказать, поскольку я никогда не был в их шкуре! Я думаю, как только они понимают, какой я, как воспринимаю их, что со мной им легко, они тоже начинают любить меня безоговорочно! Я знаю, что это так! Я чувствую это, я это вижу. Если мы куда-нибудь пойдем вместе, мы обязательно встретим самых преданных поклонников, и ты тогда увидишь. Это невероятно, это схоже с религиозным переживанием. Они спят на улицах, поддерживают свет свечей, и их семьи там же, рядом. Это просто чудесно! Я люблю, когда дети подходят! Это наполняет мое сердце счастьем.
Ш.: Значит, сначала они любят тебя за песни и танцы, а потом их любовь выходит за эти рамки.
М.: Да, потому что они понимают, какой я на самом деле, что пытаюсь донести до них…В моей музыке заложен смысл, который не сводится только к биту и ритму! В ней есть настоящая глубина.
Ш.: Почему у тебя такие фанатичные поклонники? Давай я тебе расскажу, насколько они фанатичны. Я никогда не говорил тебе, но вслед за той статьей, которую я написал о тебе, после твоего дня рождения в Неверленде, на нас посыпались сотни электронных писем. Ты должен видеть это. Половина из этих людей создали сайты о тебе. Похоже, что сейчас существуют сотни и сотни сайтов, посвященных Майклу Джексону.
М.: Да, да.
Ш.: Как ты это объяснишь? Ну, у всех есть поклонники! Помнишь, на днях мы говорили о Spice Girls. Разумеется, у них были поклонники, но где эти поклонники сейчас? В чем секрет преданности твоих поклонников?
М.: Мне кажется, это все из-за дара, которым Бог наделил меня. Я никогда не был артистом-однодневкой, и это позволяет публике развиваться вместе со мной. Когда они взрослеют со мной, контакт становится более эмоциональным, они чувствуют привязанность ко мне, будто я их брат. Ко мне часто подходят люди, называют просто по имени, начинают разговаривать, обнимают, как будто они мои родственники. А я подыгрываю, понимаешь, я должен смириться с этим. Они действительно думают, что ты один из них.
Ш.: Значит, ты знаешь их всю жизнь?
М.: Да, всю свою жизнь и мне нужно мириться со всем. Потому что на их стене весит постер со мной, утро начинается с моего голоса, мои фотографии повсюду! Они 91
создают подобие алтаря, и, хотя некоторые религии утверждают, что это идолопоклонство, я не считаю это таковым.
Ш.: Ладно, почему это не идолопоклонство?
М.: Я никогда не писал этого и никогда не слышал, [чтобы мои поклонники провозглашали меня Богом]. Возможно, и были где-то растяжки, гласящие "Ты - Бог". У нас даже есть съёмки подобных вещей, но мы не показываем их на телевидении. Бывают растяжки с такими надписями. Не думаю, что в этом есть что-то скверное, ведь я говорю людям о любви, о возрождении семейных ценностей.

Глава 27. Религия в жизни Кэтрин и ее детей.
(перевод Сабины Introversion)
Ш.: На вашу «мягкость» повлияла ваша вера? Майкл постоянно говорит о вашей вере.
К.: Нет, я всегда была такой, ведь я не всегда была Свидетельницей Иеговы.
Ш.: Вы были Свидетельницей Иеговы с ранних лет?
К.: Нет, до этого я была баптисткой. Мама водила нас в воскресную школу при церкви, и еще мы пели в хоре.
Ш.: Значит, вы воспитывались в традициях баптизма?
К.: Да.
Ш.: А вы ходили в церковь? Вы были религиозны?
К.: Да, я ходила в церковь, но мне не нравилось то, что я видела там. Я начала судить о религии по поступкам людей, ее исповедующих, и, поскольку поступки эти были не очень хорошие, я покинула ряды баптистов.
Ш.: И где это было?
К.: В восточном Чикаго, в Индиане.
Ш.: Вы увидели нечто, что оттолкнуло вас от этой церкви, и решили найти более подходящую для вас религию, когда вам было сколько - двенадцать, тринадцать?
К.: Да. Двенадцать или тринадцать. Мы со своей сестрой специально готовились, чтобы вступить в церковь Свидетелей Иеговы. Нас обучали люди, жившие по соседству. Потому что… Понимаете, Свидетели Иеговы стучались во все двери и проповедовали библейские истины. Мама узнала обо всем, очень рассердилась и заставила нас прекратить подготовку. Но когда я стала взрослой, вышла замуж и уехала из дома, я вернулась к этому. Вот тогда я и начала серьезно готовиться, чтобы стать настоящей Свидетельницей.
Ш.: Вы были замужем?
К.: Я уже была замужем.
Ш.: Значит, вы познакомились со Свидетелями Иеговы, будучи подростком.
97
К.: Да.
Ш.: Но ваши родители были недовольны вашим интересом.
К.: Верно.
Ш.: Поэтому они пытались отговорить вас. Но это осталось внутри вас. Поэтому, когда вы стали более независимы и свободны… Скажите, вы ведь вышли замуж молодой девушкой?
К.: В девятнадцать.
Ш.: Девятнадцать? Моей жене было девятнадцать, когда мы поженились! Моя мать вышла замуж в девятнадцать. В нашей семье это особенное число.
К.: Да вы что?
Ш.: Итак, вы вышли замуж в девятнадцать и сразу же с мужем переехали в Индиану?
К.: В город Гэри, в штате Индиане. Нет, когда мы поженились, мы еще два месяца жили в восточном Чикаго, прежде чем переехать.
Ш.: Именно тогда вы решили стать приверженкой Свидетелей Иеговы?
К.: Да, но это случилось, мне кажется, спустя десять или двенадцать лет.
Ш.: Но что вас привлекло в этой религии? Я знаю немного об этой церкви, только то, что смог вычитать. Вы почувствовали искренность, которую не встречали в других религиях?
К.: Ну, главное - это то, что Свидетели Иеговы строго следуют слову Библии, и они стоят на стороне добродетели. Например, если ты изменишь супругу или что-то в этом роде, то тебя отлучают от церкви. Если ты женат или замужем и изменил, то тебя немедленно отлучат, потому что это неправильно. Я верю в Свидетелей по многим причинам. Я верю потому, что вижу, что это - настоящая религия. Я искренне убеждена в этом. Создатель заботится о нас, а наше дело - каждый день изучать священные книги.
Ш.: Вы читаете каждый день?
К.: Да.
Ш.: Ветхий и Новый Завет?
К.: Да.
Ш.: Куда бы вы ни ехали, вы всегда берете книги с собой?
98
К.: Ну, эту, например, не беру (указывает на книгу). Но это - показания людей, которые рассказывают о перипетиях на их жизненном пути.
Ш.: Вам кажется, что эта религия основана на Библии и, следовательно, она подлинная. Таким образом, это настоящая религия, и она близка Вам. Вас сразу же приняли?
К.: Сначала я училась. Сначала необходимо изучить Библию.
Ш.: Ваш муж вступил на этот путь с вами?
К.: Он тоже готовился, но так и не обратился. Он нашел ее слишком жесткой. Моя старшая дочь была крещена в ней. Майкл одно время тоже был с нами.
Ш.: А другие дети нет?
К.: Другие дети - нет.
Ш.: Как же так? Почему одни стали приверженцами, а другие нет?
К.: Если бы я надавила на них, они бы стали. Но у нас все делалось по доброй воле.
Ш.: Получается, в определенном возрасте вы рассказали Майклу о вашей религии и он проникся ею?
К.: Нет, мне кажется, он сам захотел пойти со мной в Зал Царства.
Ш.: А вы чувствовали гордость, когда его приняли в ряды Свидетелей Иеговы?
К.: Да, я очень гордилась, когда он стал Свидетелем Иеговы.
Ш.: Но к тому времени он уже был знаменит? Или он еще оставался обычным мальчишкой.
К.: Пожалуй, он был уже знаменит. Да, он был знаменит. Jackson 5 уже существовали.
Ш.: Понятно. Значит, это была эпоха Jackson 5.
К.: Верно.
Ш.: Но из них он был единственный, кто крестился?
К.: Он был единственный.
Ш.: И по воскресеньям он ходил с вами в церковь?
К.: Да. Бывало, он и один ходил.
99
Ш.: Я просил Фрэнка показать вам ту великолепную статью, которую мы написали с Майклом о первых миссионерах и Шаббате. Великолепная статья. [Она была напечатана на религиозном сайте beliefnet.ru]
К.: В самом деле?
Ш.: Да, статья получила широкую огласку.
К.: В самом деле?
Ш.: О, это стало настоящим событием. Как жаль, что он не показывает ее вам. Это была великолепная статья.
К.: Но почему он не показал ее мне?
Ш.: Это великолепная статья о том, как он любит Шаббат.
К.: Да вы что!
Ш.: Значит, он ходил с вами. Он рассказывал мне, что ему нравилось в Свидетелях: к нему относились, как к обычному человеку. Несмотря на то, что он был звездою, его называли не иначе как Брат Джексон.
К.: Верно.
Ш.: Они старались изо всех сил относиться к нему беспристрастно - не хуже, но и не лучше, чем к другим.
К.: Да.
Ш.: Вы тоже это замечали?
К.: Да, это их позиция. Среди артистов много Свидетелей Иеговы. Я не могу вспомнить название группы, ну, знаете, там были Бенсон, Ронни Лосс. Я могу продолжать называть имена знаменитостей, которые являются Свидетелями Иеговы. И ко всем они относятся одинаково. Они не обращаются с ними как-то по особенному.
Ш.: И Майклу нравилось то, что, в конце концов, он может просто быть собой.
К.: Да, скорее всего так и есть.
Ш.: Он также рассказывал мне, что они были очень добры с ним. Они никогда не придавали особого значения выходкам репортеров, которые следовали за Майклом по пятам до дверей церкви. (Смеется) В статье мы даже пошутили, что, мол, репортеры тоже дети Божьи!
100
К.: (Смеется) Это так.
Ш.Б: Итак, у вас много детей, некоторые из них заинтересовались религией, и Майкл один из них, несмотря на то, что он уже был знаменитостью. Беседуя с Майклом, я ловлю себя на мысли, что он обладает врожденной духовностью, что у него какая-то естественная связь с Богом.
К.: Да.
Ш.: Вы можете это как-то прокомментировать? Вы наблюдали это в нем с ранних лет?
К.: Да
Ш.: Он молился перед сном?
К.: Да, я убеждена в этом. Что касается других моих детей.…я не знаю, происходит ли… Не знаю, не могу утверждать, потому что…
Ш.: Вам удобно говорить об этом?
К.: Все в порядке. Но я знаю, что Майкл обладает духовностью. Он всегда был тихим, любящим ребенком. И он просто любил людей, детей. Мы обычно сидели и оба плакали, когда видели…потому что это очень грустно, и тогда я поняла это, понимаете…и он постоянно говорил мне: «Я знаю, я не могу излечить мир, мама, но, по крайней мере, я могу попытаться».
Ш.: Вчера мы говорили с Майклом еще кое о чем. Свидетели Иеговы не отмечают дни рождения.
К.: Это так.
Ш.: А какова причина?
К.: Да… просто смерть Иисуса…единственный праздник, который…
Ш.: Понятно, значит, отмечаете Пасху. Вы называете это Пасхой или как-то иначе?
К.: Ох, мы никак не называем это. Мы не празднуем Пасху.
Ш.: Это воскрешение. Вы же празднуете сам день, в который он умер.
К.: Да.
Ш.: Понятно. Хорошо. Страстная пятница (Вечеря).
К.: И это единственный день, который он велел почитать. Про воскресение он ничего не говорил.
101
Ш.: Вы читаете Библию каждый день?
К.: Да.
Ш.: Значит, это… это - ваша жизнь, ваша религия. Это основополагающая часть вашей сущности.
К.: Ну, да, во всех Залах Царства [Я посещаю пять собраний в неделю].
Ш.: Пять собраний в неделю?
К.: Но необязательно собираться так часто. Мы обязательно присутствуем на молитвенном собрании по воскресеньям вечером; нам проповедуют, мы учимся и тому подобное. Ведь Библию невозможно постичь до конца.
Ш.: Так и есть.
К.: Ведь евреи тоже не переставая читают ее?
Ш.: Совершенно верно. Мы читаем ее…
К.: Изучая ее день и ночь, могу предположить, что вы знаете о ней все.
Ш.: Мы читаем Библию каждый божий день.
К.: Ясно.
Ш.: То есть, к настоящему моменту, а мне 34 года, я могу сказать, что изучаю Библию всю свою жизнь. Я знаю, то есть, не сочтите это хвастовством, но из-за регулярного чтения я многое знаю просто наизусть.
К.: О!
Ш.: По крайней мере, Пятикнижие Моисеево, если быть точнее.
К.: Ясно.
Ш.: Именно на нем мы концентрируемся более всего. Больше, чем на Псалтыре или Книге Пророков.
К.: Верно.